– Должно быть, ваша рука служит вам препятствием во всем, – сочувственно проворковала Мари.

– Не во всем, – не без намека улыбнулся Уолтер. – В некоторых вещах она лишь ставит передо мной увлекательную задачу и побуждает придумывать новые способы использования старых... э-э... навыков.

Мари улыбнулась соблазнительной улыбкой. Она не ошиблась: бесспорно, он ей очень нравился, и к тому же не выказывал большого интереса к девушке, на которой собирался жениться, и не проявлял особого рвения к этому браку. Он даже не упомянул ее имени. Очевидно, самым важным являлось то, что она была дочерью лорда Джеффри. Должно быть, она получит богатое приданое – лорд Джеффри приходился кузеном королю и наверняка был очень богат. Мари слышала, что он имел еще двоих сыновей, но и на долю дочери должен был выпасть достаточно щедрый куш.

Улыбаясь и хлопая ресницами, Мари сделала двусмысленное замечание, которое призывало к дальнейшим действиям и одновременно выражало сомнения в искренности Уолтера. Хотя он тотчас же перешел к комплиментам и уверениям, Мари едва ли слушала его. Что же произошло за тот промежуток времени, пока он не вернулся с Ричардом после того, как доставил их туда? Мари не сомневалась, что его рвение отправиться в Абергавенни, чтобы лично сопровождать Ричарда, являлось результатом желания добиться ее. Почему же тогда он не сделал предложения Ричарду? И тут до нее дошло. Уолтер, должно быть, спросил Ричарда о ее приданом и узнал, что земли перешли к брату первого мужа. А Ричард либо ничего не предложил, либо предложил слишком мало.

– Я обидел вас, леди Мари? – спросил Уолтер, комично подняв бровь.

– Нет, сэр Уолтер, – пробормотала Мари, потупив взгляд. Она понимала, что должна была бы побагроветь от гнева или выказать свое чувство иными способами, когда стало ясно, что Уолтер выскользнул из ее объятий из-за эгоизма и скупости ее зятя, – вы слишком поспешны, – застенчиво добавила она.

– Увы, но меня подгоняет ваше очарование, – признался Уолтер.

Его голос прозвучал с оттенком решительности, но Мари не заметила этого. Она еще чаще захлопала ресницами, приподняла край рукава, прикрыв им лицо, словно ее внезапно захлестнула волна скромности, и сделала очередное замечание, обещавшее вызвать еще больше комплиментов и оправданий. Уолтер отреагировал, как и следовало отреагировать, но в разговоре участвовала лишь маленькая частичка сознания Мари. Остальные ее мысли витали вокруг мужчин, с которыми она познакомилась предыдущим вечером. Скорее всего, принц Ллевелин представил им наиболее важных гостей и членов своей свиты. Возможно, сегодня вечером и завтра прибудут новые гости, но исходя из того, что она видела, и из сделанных умозаключений, Уолтер представлял собой наилучшую добычу.

Пока дело не дошло до свадьбы, ей не нужно было всецело связывать себя обязательствами, поэтому она ничего не теряла. Если в перспективе появится что-нибудь лучшее, она всегда сможет избавить себя от общества Уолтера под предлогом, будто боится за его счастье, поскольку он уже почти что был помолвлен с другой. Гораздо важнее было узнать, сильнее ли была жажда приданого, предложенного лордом Джеффри, его страсти к ней. Мари стала уделять разговору немного больше внимания, поэтому интерес Уолтера, вызванный необходимостью выискивать все новые комплименты, разгорелся еще сильнее.

Мари снова получила уверения в его страстном желании ее, но достаточно ли сильным было оно, чтобы возместить добрую часть земельных владений, все еще оставалось под сомнением. Ей бы не мешало увидеть эту девушку, подумала Мари. Если она была некрасива или обладала дурным нравом, Уолтера еще можно было убедить, что выбор жены являл собою более важную проблему, чем приобретение дополнительных поместий, особенно если тот уже владел достаточным богатством.

Кроме того, узы с Ричардом, несомненно, не уступали бы по своей значимости узам с лордом Джеффри. Конечно, она не приходилась Ричарду ни сестрой, ни дочерью, и поэтому узы не были бы столь крепкими. И все же глупца, подобного Уолтеру, можно было так обескуражить вожделением, что он не обратил бы на это никакого внимания. Или, если он не поддастся своей похоти, его можно заманить в ловушку....

Вдруг Мари сообразила, что совсем потеряла нить разговора. Поскольку мысли ее были заняты чем-то другим, она, должно быть, проявила чрезмерную уступчивость. Уолтер подвигался к ней ближе, губы его налились слегка больше обыкновенного. Он говорил, что большинство гостей охотились, и замок был необычно пуст. Мари подалась назад и спрятала лицо в рукаве, вяло прощебетав, что она ничего не понимает, что он пытается искусить ее на грех. Затем она показала из-за руки глаза и прошептала, что он не должен соблазнять ее, что, толкая ее на безнравственный поступок, он творил зло, что ей нужно бежать от своей страсти, которая вводила ее в заблуждение.

Уолтер пришел в крайнее замешательство, когда Мари действительно убежала, но он получил и некоторое облегчение. Конечно, он был бы рад, если бы она согласилась где-нибудь уединиться и переспать с ним, но его начало раздражать ее непостоянство, а сам разговор, необходимость льстить и оправдываться очень скоро наскучили ему. В былые времена Уолтер получал от подобных игр удовольствие, гордился собой и тем, что, несмотря на отсутствие богатства и особенной красоты, ему отдавались почти все женщины, с которыми он имел дело.

Однако на этот раз, как только Уолтер неискренне произносил очередной комплимент, ему являлось удивленное и веселое лицо Сибель. Он представлял себе, как она, подобно Мари, реагировала бы на его комплименты, за тем лишь исключением, что превратила бы все в остроумную шутку, рассмешив до слез. Такое уже случалось с ним в Роузлинде, вскоре после того, как он впервые повстречался с ней. Не придумав ничего лучше, он пытался ухаживать за ней, как ухаживал за другими женщинами. Они весело проводили время вдвоем, но Уолтер понимал, что эта тропа не вела к сердцу Сибель.

Утомленный и разочарованный, Уолтер винил обеих женщин: Мари за глупость и застенчивость в неподходящее для этого время, Сибель за ее красоту, привлекательность, очарование и недосягаемость в данный момент. Затем он проклял свое травмированное колено, отстранившее его от участия в охоте, приговорив не только к скуке и разочарованию, но и лишив возможности следить за ее безопасностью. К счастью, эти мысли недолго терзали его, поскольку их прервал приятный голос принца Ллевелина.

– Не угодил ли я навечно в твой черный список за то, что бросил на тебя этих глупых женщин? – спросил он.

– Нет, милорд, – отвечал Уолтер. – Возможно, они глупы, но, по-моему, от них нет большого вреда. Я нахожу их общество довольно приятным.

– По вас этого не видно, – засмеялся Ллевелин. – Или вы злитесь, потому что они оставили вас?

– Я злюсь на самого себя, милорд, – ответил Уолтер, побуждаемый неким обаянием, которое принц Ллевелин как будто распространял вокруг себя, частенько подталкивая людей доверяться ему (даже когда благоразумнее было бы так не делать), поведал о том, что, уехав охотиться на кабана, Сибель подвергла его ужасной тоске.

– Господи! Эти женщины вполне способны свести с ума любого мужчину, хотя мне не следует так отзываться о них, ибо моя дочь ничем не лучше, если еще и не хуже их. – Опускаясь в кресло, покинутое Мари, Ллевелин от всей души рассмеялся. – Мне повезло, что Саймон пожелал жениться на ней. Он привык к сумасшедшим женщинам. Значит, ты планируешь взять в жены эту золотую богиню? Что же, желаю тебе удачи.

– Если только она захочет выйти за меня, – сказал Уолтер, каким-то образом сознавая, что принца Ллевелина нисколько не удивит, что Сибель, юной девушке, было позволено делать собственный выбор.

– Можешь не опасаться этого, – ответил Ллевелин, словно Уолтер поведал ему скорее о самой обыкновенной вещи на свете, чем о своеобразном исключении. Он широко улыбнулся. – У меня острый глаз. Я видел ее лицо, когда ты впервые появился в зале. Это все, что она могла сделать, чтобы не броситься к тебе. Она выйдет за тебя... но уверен ли ты в том, что делаешь? Эти женщины... – Ллевелин замолчал и покачал головой. – Несколько лет назад... о Боже, с тех пор прошло более двадцати лет, хотя такое впечатление, что все это случилось вчера... Элинор привела в Уэльс целую армию. Она тогда просила меня повести воинов в сражение, но, если бы я отказался, сделала бы это сама.